На нашем сайте собрана большая коллекция книг в электронном формате (txt), большинство книг относиться к художественной литературе. Доступно бесплатное скачивание и чтение книг без регистрации. Если вы видите что жанр у книги не указан, но его можно указать, можете помочь сайту, указав жанр, после сбора достаточного количество голосов жанр книги поменяется.
Набоков Владимир. Книга: Комментарий к роману "Евгений Онегин". Страница 12
XXIII, 9—XXVII: Роковое утро 14 января. Поединок назначен примерно на семь утра (см. XXIII, 13–14). Онегин выезжает к месту дуэли по крайней мере часа через полтора после Ленского, который уехал из дому около 6.30. На месте поединка Онегин появляется в строфе XXVI. «Враги стоят, потупя взор».
XXVIII: «Враги!» — это восклицание служит традиционным переходом к другому авторскому зову, сходному по тону с тем, что звучал в XVIII. Давно ли они были близкими друзьями? Неужели они не должны помириться? Заключает строфу дидактическая критика ложного стыда (XXVIII, 13–14).
XXIX–XXX: Первая из этих двух строф рассказывает о том, как заряжают пистолеты и отмеряют положенное число шагов; вторая — о самой дуэли.
XXXI–XXXII: Две строфы, весьма интересные с точки зрения стилистической. Пушкин описывает смерть Ленского языком, намеренно совмещающим классицистические и романтические метафоры: снеговая глыба спадает по скату гор, дыхание бури, увядание цветка на утренней зape, потухший огонь на алтаре, опустелый дом.
XXXIII–XXXIV: Пушкин обращается к читателю в связи с дуэлью Эти две дидактические строфы продолжают тему XXVIII.
XXXV: Тело Ленского увозят с места поединка.
XXXVI–XXXVII, XXXIX: Риторический переход «Друзья мои, вам жаль поэта» ведет к следующим трем строфам (четырем в рукописи), где даются различные варианты того, как сложилось бы будущее Ленского, останься он в живых.
XL: Риторический переход «Но что бы ни было, читатель» ведет к описанию могилы Ленского — скорее в Аркадии, чем на северо-западе России.
XLI–XLII, 12: Пастух плетет свой лапоть рядом с могилой, молодая горожанка, проводя лето в деревне, останавливает у памятника своего коня В XLII, 5—12: Пушкин использует эту амазонку, чтобы озвучить риторический вопрос: что стало с Ольгой, Татьяной и Онегиным после гибели Ленского? И в конце XLII дается ответ: со временем обо всем будет рассказано подробно. Замечание-переход «Но не теперь» открывает последнюю вереницу строф.
XLIII–XLVI: В последних четырех строфах поднимаются некоторые «профессиональные» вопросы: Пушкин признается, что теперь он ленивее волочится за шалуньей рифмой и все больше склоняется к прозе (XLIII, 5—10) Элегические затеи прошлого теперь позади (обратим внимание на появление в XLIV, 5–6 отголоска темы «ожидаемой» рифмы, образовавшей небольшое отступление в гл. 4, XLII, 3–4). Автобиографический мотив, отсутствующий в главе в целом, звучит только здесь (хладные мечты, строгие заботы, увядшая младость, благодарность прошедшей юности, надежда на новое вдохновение) Поэт покидает тихую сень деревенской жизни и заканчивает главу дидактической критикой светского омута.
Глава седьмая
Глава седьмая состоит из пятидесяти двух строф: I–VII, X–XXXVIII, XL–LV. То есть она лишь на две строфы короче первой (самой длинной в романе). Пушкин считал главным ее предметом тему Москвы, которая впервые упоминается в конце XXVI Тема эта (если мы включим в нее прощание Татьяны с деревней и описание наступающей зимы) занимает почти всю вторую половину главы Первая ее половина состоит из описания весны (I–IV), приглашения в деревню, где когда-то жил Евгений (V), еще одного описания могилы Ленского (VI–VII), которая уже нам знакома по шестой главе, и сообщения о свадьбе Ольги и лихого улана (X–XII) — возможно, того самого ротного командира, с которым мы повстречались в гл. 5, XXVIII^{3}^. Затем речь заходит об одиночестве Татьяны (XIII–XIV), и далее следуют десять строф (XV–XXIV), которые как раз и образуют — эстетически и психологически — истинный стержень главы: рассказ о посещении Татьяной онегинского опустелого «замка» летом 1821 г. В Москву Татьяна с матерью отправляются не раньше января 1822 г. Заканчивается песнь тем, что на московском балу весной 1822 г. на Татьяну обратил внимание ее будущий супруг. Временной элемент неотвязно присутствует в этой главе, а риторические переходы зависят от указания на определенное время года, час или продолжительность действия.
_Развитие_тем_седьмой_главы_
I–III: Песнь открывается небольшой псевдоклассической зарисовкой весны (I), за которой следуют романтические раздумья, полулирические, полуфилософские, о весенней грусти. Раскрытие вешнего томления и уныния выражено в форме нескольких вопросов. Тема «прошедшей юности» четырех строф, завершающих шестую главу, теперь продолжена в гл. 7, III.
IV: С помощью риторического перехода «Вот время» Пушкин призывает самых разных людей (эпикурейцев-мудрецов, тех, кто изучает сельское хозяйство по сочинениям писателя Левшина, отцов больших семейств и чувствительных дам) использовать преимущества весенней поры и переехать в деревню.
V: Туда же автор приглашает и читателя, а деревня обретает конкретные очертания — то место, где недавно жил Онегин. Таким образом, означены два важных в структурном отношении момента: 1) Онегин здесь больше не живет; 2) в этих строфах описывается весна 1821 г., наступившая после дуэли. Мы также замечаем, что пушкинская Муза, вместе с которой читатель уже бывал в Красногорье, заменяет в каком-то смысле амазонку из гл. 6, XLI–XLII, чье любопытство на этот раз будет удовлетворено.
VI–VII: Могила Ленского описывается в том же аркадском духе, что и в гл. 6, XL–XLI. Однако весна, упомянутая в гл. 6, XLI, это еще не та конкретная весна гл. 7, VI, а обобщенный образ весны, повторяющейся из года в год. Другими словами, описание могилы Ленского выносится из шестой главы (через смены времен года и лет, когда поля уже не раз вспахали, а урожай убрали) за временные рамки конкретной весны 1821 г Пушкин хочет соединить две идеи идею долговечности (могила Ленского навсегда пребудет там, в бесконечной Аркадии) и идею быстротечного времени (Ольга забыла поэта, тропинка к его могиле заросла сорняками) Прошло всего несколько месяцев, и трава, выросшая в апреле, практически все та же, что скрыла тропинку после Ольгиной свадьбы и ее отъезда в Бог весть какой гарнизонный город месяцев пять спустя после кончины бедного Ленского. Чтобы подчеркнуть идею долговечности, Пушкин вспоминает пастуха (VII, 13–14), все еще сидящего у могилы Ленского. Он присел здесь по-настоящему только сейчас, в седьмой главе. Появление пастуха в шестой, на что указывает «по-прежнему», в действительности относится к целой серии таких приходов, покрывающих и приход в седьмой главе, и последующие, уже не относящиеся к конкретной весне 1821 г.
X–XI: Обе строфы начинаются с грустного восклицания: «Мой бедный Ленский!» Ольга вышла замуж за офицера кавалерии (X). Ведает ли об этом тень Ленского? (XI). Дидактический пассаж философских раздумий о забвении и смерти с ироническими намеками закрывает XI.
XII–XIV: Ольга уехала. Долго сквозь туман смотрит Татьяна на удаляющуюся карету. (Интонация в этом месте гл. 7, XIII, 1–2 перекликается с интонацией гл. 6, XLII, 1–2, в которой выступает таинственная амазонка.) Теперь Татьяна остается наедине со своими мыслями, которых, впрочем, она никогда с Ольгой не делила; но тут, ретроспективно, это подразумевается, дабы подчеркнуть одиночество героини, — не слишком честный прием со стороны Пушкина (обманщика, как и все художники), который в этой главе ни перед чем не останавливается, лишь бы тронуть далее свою историю — и одновременно тронуть читателя.
XV–XXV, 2: Временной переход «Был вечер» вводит тему посещения Татьяной онегинского опустелого «замка». Шесть строф (XV–XX) посвящены ее первому приходу в начале июня 1821 г. и четыре строфы — остальным. Строфа XXII содержит авторское описание библиотеки Евгения с перечнем его любимых книг — «Гяура» и «Дон-Жуана» и двух-трех романов, где изображен современный человек. (Пушкин легко отбрасывает свое предыдущее утверждение, будто Онегин разочаровался в книгах и их забросил.) Пометы на полях, оставленные героем, говорят о нем Татьяне больше, чем письмо Татьяны сказало о ней Онегину. Черты онегинского карандаша и отметки ногтей помогают ей понять, что он за человек, и когда через три года они вновь встретятся, Татьяна уже осознает, что это не обворожительный бес и не ангел, а подражание модным причудам — и все же ее единственная любовь.
XXV–XXVII: Временной переход «Часы бегут» (XXV, 3) ведет к новой теме. Мать Татьяны надеется найти для дочери мужа и по совету знакомых везет ее «в Москву, на ярманку невест». Татьяна в ужасе — ее реакция описывается в XXVII. Смиренное подчинение материнской воле, несмотря на весь ужас, противоречит своенравию, которым Пушкин открыто Татьяну наделил (см., например, гл. 3, XXIV), но, с другой стороны, оно готовит нас к тому, что Татьяна согласится и с предложенным матерью выбором мужа, как ретроспективно будет объяснено в ее отповеди Онегину в главе восьмой.
XXVIII–XXIX, 7: Она прощается с любимыми деревенскими местами.
XXIX, 8—XXX: Временной переход «Но лето быстрое летит» ведет к стилизованной картине осени, а потом и зимы, ну а уж «зимняя дорога» приведет нас в Москву.
XXXI–XXXV: Пять строф рассказывают об отъезде в Москву и недельном путешествии в возке на собственных лошадях, покрывающем около двухсот миль. Прощание Татьяны со своими полями в конце XXXII, когда она покидает сельский приют ради городской суеты, не только завершает элегическую тему строф XXVIII и XXIX, но также образует перекличку со стилизованным автобиографическим прощанием, которое звучит от имени Пушкина в гл. 6, XLVI. Отступление о дорогах занимает строфы XXXIII–XXXV.
XXXVI–XXXVIII, XL: Переход «Но вот уж близко» подводит нас к въезду в Москву через западную заставу. Автобиографический мотив проникает и сюда, в XXXVI, 5—14, когда Пушкин вспоминает собственный приезд в Москву из Михайловского 8 сентября 1826 г. Двухчасовой переезд от западной заставы до восточной части города заканчивается в доме княжны Алины, фамилия которой не названа, кузины госпожи Лариной.
XLI–XLII: Эти две строфы содержат диалог кузин, не видевшихся, по крайней мере, лет восемнадцать.
XLIII: Татьяна и в незнакомой обстановке занимает свое обычное место у окна.
XLIV–LV, 2: Одиннадцать строф посвящены грустному и рассеянному дебюту Татьяны в московском свете. «Профессиональный» мотив прелестно звучит в строфе XLIX, когда на прием к одной из многочисленных московских тетушек Татьяны Пушкин отправляет своего друга князя Вяземского, поэта, из чьих стихов первой главе предпослан эпиграф и кто уже встречался нам в романе (см. ссылку на изображение зимних картин в гл. 5, III, 6—12 и пушкинское замечание по поводу дорог в гл. 7, XXXIV), чтобы тот занял Татьяну. В XLIX упоминаются светские юноши, беззаботно, но выгодно служившие в Московском архиве, и один сочинитель дешевых элегий. Далее следует описание театра (L) и Дворянского собрания (LI–LIV). Слышны переклички автобиографических тем: в L возникает тема первой главы (вставное воспоминание о Терпсихоре; см. гл. 1, XIX), а в LII обращение к одной из многочисленных возлюбленных нашего поэта. В LIII Татьяна уносится мыслями назад (сидя у мраморной колонны в бальной зале), в липовые аллеи, где она предавалась мечтам об Онегине, — и тут-то две тетки подталкивают ее локтем с обеих сторон. Будущий супруг, толстый генерал, глядит на Татьяну.
LV: Будто бы неожиданно осознав, что он до сих пор не написал формального вступления к своему сочинению, Пушкин оставляет Татьяну с ее невольной победой и завершает главу забавной пародией на классическое вступление, возвращающей нас к Онегину, который явится в следующей главе после трехлетнего путешествия.
Глава восьмая
Глава восьмая состоит из пятидесяти одной строфы, из которых II (1–4) и XXV (1–8) не закончены, и послания, писанного со свободной схемой рифмовки и содержащего шестьдесят стихов — «Письма Онегина к Татьяне» (между XXXII и XXXIII). Структурным центром песни большинство читателей считают приход Онегина к Татьяне весной 1825 г. — десять строф, занимающих весь конец главы, за вычетом трех строф, которые формально завершают роман с прощальными словами автора к своим героям и читателям Сам же Пушкин, однако, рассматривал в качестве основной части главы последовательность из двадцати семи строф (VI–XXXII), рисующих великосветское петербургское общество (осенью 1824 г. по календарю романа), прерываемых размышлениями по поводу онегинского приезда в Петербург после трехлетнего путешествия и преображения Татьяны из провинциальной барышни в светскую даму: с 1822 г. она замужем за князем N (мы вспоминаем, что они познакомились в Москве в конце седьмой главы) Этот ряд «великосветских» строф достигает кульминации в письме Онегина, за которым следует описание одинокого зимнего прозябания Онегина с начала ноября 1824 г. до апрельских дней 1825 г., когда он мчится увидеть свою Татьяну. Всему этому замысловатому узору ситуаций и событий предпосланы шесть строф (I–VI), в которых главной героиней выступает пушкинская Муза.
_Развитие_тем_восьмой_главы_
I–V: Тема этих первых строф не столь биографическая, сколь библиографическая. Пушкин вводит новую героиню, свою Музу, и повествует об отношениях с ней — о юношеском лицейском вдохновении, «благословении» Державина (в 1817 г.)^{4}^, буйных песнях на пирах своей молодости (1817–1820). В 1820 г. она следует за Пушкиным на Кавказ и в Крым (литературные ссылки в гл. 8, IV относятся к пушкинским романтическим поэмам «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан», о которых ранее говорилось в гл. 1, LVII). В гл. 8, V она сопровождает поэта в Молдавию, где речь заходит (1–9) о третьей поэме Пушкина, «Цыганы», а в конце строфы Муза становится метафизической кузиной Татьяны, душой романа, задумчивой уездной барышней в саду у Пушкина в Псковской губернии. Мы вспоминаем, что совсем недолго она сопровождала нас в онегинский сад и «замок» в гл. 7, XV.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
