На нашем сайте собрана большая коллекция книг в электронном формате (txt), большинство книг относиться к художественной литературе. Доступно бесплатное скачивание и чтение книг без регистрации. Если вы видите что жанр у книги не указан, но его можно указать, можете помочь сайту, указав жанр, после сбора достаточного количество голосов жанр книги поменяется.
металось. Потом он сильно нагнул голову и вцепился клювом в веревку, из которой была сплетена сеть. Клюв тут же завяз в липких волокнах. Аист висел неподвижно. Кажется, у него была сломана шея. Ворон бился, пытаясь освободиться; кажется, он запутался меньше всех, во всяком случае, крылья его были свободны. Орлан клювом пытался прорвать сеть. Остальные шевелились слабо и нерасчетливо... А потом сеть задергалась и закачалась. И Штурмфогель внезапно понял, что это за сеть. Пауки приближались снизу, из мрака. Даже не пауки, а что-то вроде огромных мохнатых крабов. Их было трое. Клешни-ножницы покачивались перед влажными провалами ртов, обрамленных тонкими короткими щупальцами. Один из них неуловимо быстрым движением отрезал аисту клюв и принялся опутывать тело паутиной. Потом откуда-то из-под брюшка высунулось, подрагивая, жало. Паук пристроился над жертвой и всадил в нее жало, сладострастно двигая толстым брюшком... Двое других занялись диким гусем. В отличие от аиста, который был мертв или оглушен, гусь пытался отбиваться. Ему тоже отхватили клюв (вместе с половиной головы), выстригли из сети, опутали паутиной и подвесили, как в мешке. Потом тем же непристойным манером один из пауков стал накачивать в него яд. Штурмфогель видел, как чудовищно напряглось спеленатое тело гуся, как вылезли из орбит глаза... Потом вытянутая шея надломилась и упала. Наверное, гусь наконец умер. Фриц, вдруг вспомнил Штурмфогель. Это Фриц Мейссель... Пауки, освободившись, направились к нему. Он ударил крыльями, пытаясь вырваться. Правое освободилось, но левое висело бессильно. Уже привычным движением один из пауков сломал Штурмфогелю клюв, а второй, ухватив его за ногу, выстриг запутавшееся тело из паутины. Штурмфогель замороженно ждал, что его сейчас спеленают и убьют, но пауки почему-то медлили. Сеть вновь закачалась, и появился еще один паук, гораздо больший по размеру. Грубая шерсть на его теле была спутанная и седая. Ухватив Штурмфогеля клешнями за крылья, он поднял его перед собой - над собой. Капли крови с искалеченного клюва часто-часто падали на страшную и странную, поросшую редким белым волосом морду паука. Рот и щупальца алчно шевелились, а шесть красных глазок смотрели пристально и почти печально. В них не было насекомой тусклости и тупости. Потом Штурмфогель услышал хруст справа и тут же слева. Страшные клешни перекусили его крылья. Он упал на паука, оттолкнулся лапами, скользнул по мохнатой спине и рухнул куда-то вниз, на камни, в колючие кусты, В холодный поток... Его вынес ворон. Бруно Барт. Лишь через несколько дней Штурмфогель пришел в сознание и узнал, что из всей стаи уцелели только они двое и что фюрер не приедет, разочарованный таким жалким результатом предварительных испытаний. Бруно как-то зашел к нему в изолятор. Губы его были белее, чем обычно. Он сказал: только что СД забрало гауптмана Гюртнера и троих ребят - прямо с коек - и куда-то увезло, а сам он завтра... в общем, он полетит снова. Штурмфогель пожелал ему удачи. Потом он лежал и ждал, когда придут за ним. Но никто не пришел. Ни в тот день, ни после. Бруно вновь стал летать. Вскоре он уже водил стаю. Штурмфогель же, когда вроде бы восстановился и физически, и психологически, взлететь не сумел. Он легко и непринужденно прыгал вверх и вниз, но медный диск больше не становился для него туннелем... Осенью его исключили из школы. Неделю он провел дома, с родителями, потом устроился почтальоном. В ноябре сам себе принес конверт с красивым бланком, где посредством не очень ровного ремингтонного текста его приглашали на собеседование в Берлин, на Вейлхенштрассе, семь. Письмо было подписано неким Рудольфом фон Зеботтендорфом...
Москва, 21 апреля 1941. Около 4 часов утра
Громко позвонили, а потом стали стучать кулаками: "Откройте! Тут управдом! От вас течет вниз!" Жилец лениво заглянул в ванную комнату. Да, вода действительно перелилась через край ванны и стояла толстым дымящимся подрагивающим слоем на полу. Два красных колена высовывались из кипятка - и плавала, гоняемая подводными течениями, полузатопленная бутылка из-под коньяка. Отлично, подумал жилец. Через десять минут они расхрабрятся и взломают дверь. Он еще раз прошелся взглядом по квартире. Добросовестный разгром после оч-чень добросовестной пьянки. Мертво спящий под столом летчик. На разметанной постели - полуголая толстая девка, то ли чья-то секретарша, то ли буфетчица. Тоже до полудня не проснется, а когда проснется, не сможет ничего вспомнить. Анализы кое-что покажут, но... В случае чего сделает аборт. Впервой ли? Как говорится, погуляли. Ночь перед арестом. Он встал у окна и посмотрел в щель между занавесками. Под окнами глупо таращились трое. Заливает, значит? Соседей снизу? Это которые сверлили дырочки в своем потолке и просовывали в них трубочки стетоскопов? Хорошие соседи. Тихие и невредные. Он отошел от окна, подхватил чемоданчик-балетку и стал ждать. Дверь уже ломали всерьез. - Гражданин Волков! Александр Михайлович! Ворвались сразу трое: два офицера с малиновыми петлицами и околышами и штатский, в шляпе и даже в пенсне. - Волков! Сопротивление бесполезно! Это он знал и без них. Только дурак сопротивляется подавляющей силе. Умный - уступает, а когда нападающий проваливается, бьет его в затылок. И даже не слишком сильно. Зачем? Все равно ведь - насмерть... - Не трогать здесь ничего! Разумно. Поскольку главное - в расположении предметов. Что ж, это они еще кое-как понимают... Вот побежали в ванную. Ну-ка, ты, в пенсне! Повернись, я хочу видеть твое изумленное личико. Или разъяренное. Ну-ка... Отлично. Злость. Чистая неприкрытая злость. Конечно, ты умный, ты кричал: брать, брать немедля! А твой недотепа начальник цедил: слежка, контакты, разработка... Теперь у тебя на него есть хороший материал. Можно сказать, что я пристрелил кого-то из вас. Может, тебя, может, его. Вы мне оба одинаково противны. Главным образом своим посконным идиотизмом. Вам не представить себе, что есть кто-то настолько умнее вас, что вы рядом с ним не более чем вши. Гниды. Вы так и не поняли, кто я такой. И не поймете никогда. И - плевать. Тот, кого знали как Волкова - впрочем, он и был когда-то настоящим Сашей Волковым (круг замкнулся...), - последние полгода был занят только и исключительно тем, что готовил свою смерть. Поскольку в государстве тотального контроля истинно свободным мог быть лишь мертвец. Который лежит под надписанным камнем и которого не нужно искать. Обеспечить себе замену в мире живых оказалось не так уж сложно. Уже полтора месяца в его квартире беспробудно жил командированный из дальневосточного леспромхоза снабженец Фрязин, пьяница и беспутный тип, ростом, комплекцией и цветом волос похожий на Волкова. Они познакомились в пивной на Сивцевом Вражке, почти подружились; Волков, пользуясь своими знакомствами в Bepxax, помог Фрязину решить какие-то не совсем решаемые проблемы. Фрязин закатил для него долгую роскошную пьянку. Две недели назад Фрязин как бы уехал обратно на свою станцию Ерофей Павлович... На самом же деле, "вспомнив" что-то по дороге, он вернулся в Москву и ночью постучал в дверь квартиры Волкова. Глаза его были страшные. Волков его впустил и больше не выпускал. А буквально на следующий день Волкова обложили по-настоящему. И он понял, что успел чудом. Впрочем, к чудесам он привык. На чудесах он и держался все это время - с самого начала своей безумной службы. Собрав двадцатого на свой день рождения побольше друзей, приятелей и случайных собутыльников, он позаботился о женщинах, выпивке, большом шуме и даже драке, спровоцировав спор о том, пристойно ли коммунисту так напиваться в Пасху, при этом закусывая водку крутыми яйцами. Он прекрасно знал, что все его гости пройдут через руки НКВД или НКГБ и там сделают все, чтобы получить от них подробные показания, И показания будут свидетельствовать, что хозяин квартиры остался с женщиной и одним - а может, двумя или тремя?.. да нет, одним - упившимся гостем... Хозяин был хмелен, весел и хлебосолен. Он действительно был весел и хлебосолен, но хмель не брал его абсолютно. Проводив гостей, он разжег в титане огонь, для пущего правдоподобия роняя щепу и чурбачки и просыпая уголь. Потом, поимев пьяную до соплей буфетчицу, он тычками поднял на ноги Фрязина, раздел его догола, заставил забраться в ванну, дал в руку бутылку коньяка и пустил теплую воду. Потом подержал некоторое время его голову под водой, пока снабженец не перестал дергаться. И тогда - закрыл холодную воду. Пламя весело гудело в титане... Струйка кипятка текла из крана прямо на лицо утопленника. Ванна наполнялась и наполнялась. Отклеившаяся от бутылки этикетка залепила сливное отверстие, и вскоре вода полилась через край. Через полчаса за ним пришли... Очень отстраненно и незаинтересованно Волков смотрел, как его квартира наполняется разными людьми, в форме и в штатском, как санитары достают из кипятка разварившееся тело и укладывают на носилки, как пощечинами и нашатырем поднимают несчастную буфетчицу (или все же секретаршу?) и, не позволяя ей надеть ни трусы, ни юбку, тут же начинают допрашивать, а она не понимает ничего... Осторожно, стараясь никого не задеть, он пробрался к выходу, спустился по лестнице вниз, на парадной пропустил торопящихся навстречу ему двоих - шпалы властно взмерцнули в петлицах - и вышел на холод и склизь ненадежной предутренней весны. Четыре машины стояли в ряд у парадной, и еще по одной - в концах переулка... Чтут тебя, Волков, подумал он и, подняв воротник, неторопливо пошел в сторону Пречистенки. Двери у машины были пригласительно открыты, и всего лишь два опера с наганами охраняли ее. Даже опер и оперша. Это была слишком грубая приманка - на дурака или на паникера. Неторопливо он прошел мимо, ловя запах будто бы свежелопнувших березовых почек. Девочка-опер была симпатичная, пусть и жестковатая; в другое время и в другом месте он бы ее не упустил. Знаешь ли ты, бедняга, как пахнут настоящие французские духи?.. По Пречистенке он дошел до Зубовского, хотел остановить таксомотор, но передумал - пошел пешком. Почему-то хотелось пройтись. Он не любил Москву, больше того, он ее терпеть не мог, но вот - не хотелось расставаться навсегда... На вокзале он еще посидел в буфете, жуя пережаренную котлету с горошком и потягивая средней паршивости пиво. Потом сел в киевский поезд, забрался на верхнюю полку и спокойно уснул.
ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ
Берлин, 9 февраля 1945. 23 часа
Дежурство подходило к концу. Полгода - после того как английская бомба разорвалась в подвале старого корпуса - все оставшиеся в живых сотрудники 2WХ вынуждены были работать по двенадцать часов без выходных, чтобы хоть как-то обеспечивать связь; более или менее подготовленное пополнение ожидалось разве что в марте. Руководство не слишком напрягалось на этом участке: 2WХ считалась едва ли не синекурой. Единственное, что сделали, - усилили паек; теперь все "почтовики" получали шоколад "Кола", сливочное масло, красную рыбу и салями. Кроме того, кофе разрешено было пить без меры - чем некоторые, в том числе Мартин Клепке по прозвищу Слон (прозванный так не за размеры, вполне обычные, а за раздумчивость и основательность), пользовались без зазрения совести. В его графике было получасовое окно, и поэтому он сидел, вытянув ноги, в низком продавленном кресле, втягивая носом удивительный запах. Когда кофе варила Гитта, всегда получался прежде всего запах. А когда варил он сам, запаха почему-то не было. Вкус и крепость - и все. Кроме того, от Гитты размягчались мозги. Она не была красивой и даже, возможно, не была симпатичной. Крепкая квадратная бабенка с чуть кривенькими - коленями внутрь - ногами. Маленькие глазки и маленькая грудь. Но эти глазки смотрели так дерзко... Увы. Она постоянно была занята кем-то другим. Слон, дразнила она его, глупый Слон, ты так долго раскачиваешь своим хоботом... Но Слон знал, что рано или поздно это случится. Рано или поздно он - успеет. В два глотка он допил то, что не успел вынюхать, и откинулся в кресле, полуприкрыв веки и возведя взор к потолку. Под правой рукой был планшет, пальцы сжимали удобный серебряный карандашик. Размеренное тиканье часов. Все более и более громкое. Дыхание выстроилось автоматически - все-таки Слон был "почтовиком" с семилетним стажем. Семь, подумал он - и стал считать вдохи. Через семьдесят семь вдохов он увидел пылающие письмена и услышал чудесную музыку - и стал стремительно записывать на планшет летящие ноты - один знак за другим... Прием послания длился минут пять, но казалось - долгие часы. Потом Слон передал знак подтверждения приема и открыл глаза. - Ты весь мокрый. - Гитта стояла перед ним с большой бумажной салфеткой в одной руке и чашечкой кофе в другой. - Опять слишком напряженно? -Да... Тот, кто передавал сообщение, испытывал сильнейший страх, и это пронимало по-настоящему. Гитта обтерла ему лицо, дала в руки чашечку, забрала планшет и удалилась. Толстенькие ягодицы прихотливо двигались под черной юбкой. Кажется, она меня погладила, неуверенно подумал Слон.
В отделе дешифровки нотную запись, начертанную "почтовиком", перевели в
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.