На нашем сайте собрана большая коллекция книг в электронном формате (txt), большинство книг относиться к художественной литературе. Доступно бесплатное скачивание и чтение книг без регистрации. Если вы видите что жанр у книги не указан, но его можно указать, можете помочь сайту, указав жанр, после сбора достаточного количество голосов жанр книги поменяется.
Он и пошел. Со щенячьей радостью от того, что движется наконец налегке. Сначала пропала из виду береза. Тут же — едва он оглянулся — исчезла Гофман. На ровном месте. Ким дернулся обратно, заметался было… Но быстро сообразил сделать то, благодаря чему не вылетел-таки из Ай-Си без права восстановления: сел на землю, вцепился в траву руками и так и сидел, размеренно и глубоко дыша, пока Вита не отыскала его, пользуясь своими не совсем обычными способностями. Потом, отпаивая напарника коньяком из маленькой плоской фляжки, она объясняла, что найти его ей было нетрудно, а вот чтобы дойти, пришлось потрудиться. Поскольку таскать тяжести ей категорически запрещено, она трижды возвращалась за новым пучком вешек к брошенной вязанке. Трижды. Вот после этого она и стала для Кима Эвитой Максимовной, чьи инструкции следовало запоминать дословно, а команды выполнять мгновенно.
Странная штука — терпение. Для того чтобы погулять в отдалении, подумать, просто полежать, поджав ноги, на замечательной Кимовой куртке, его не хватило. А сидеть двадцать минут не шевелясь — сколько угодно. И Вита сидела — молча, неподвижно и доброжелательно. Одеяло было в десятке шагов — под ним что-то вздрагивало, ворочалось, иногда обозначались мерцающие зеленые искры — но дальше дело не двигалось. Тогда Вита осторожно достала флягу с водой, отвинтила пробку и взболтнула. Есть! Одеяло рвануло на звук, оставив позади свернувшееся в тугой клубок тельце. Раздался тоненький писк. Одеяло заходило ходуном, с грехом пополам попятилось, сминаясь, и вернулось на прежнее место. Надо было начинать все сначала. Вита набрала воздуху — и очередной порции терпения. Смотрим фильм про дачу. Куст, одеяло, средний план, стоп-кадр… который без предупреждения сменился рапидом: тот, кто прятался под одеялом, вдруг оказался снаружи, одним гибким промельком скользнул вперед — и замер в двух шагах, не мигая уставившись на фляжку. Огромные зеленые глаза. Почти круглое лицо с острыми подвижными ушами — треугольными, как у кошки, но расположенными ниже, почти как у человека. Почти человеческий рот — с губами — и плоский кошачий бархатный нос. Тело, покрытое плотной дымчато-серой шерсткой, скорее кошачье и, похоже, с фантастически подвижными суставами: Вита не удивилась бы, если бы этот звереныш выпрямился во весь рост. Сейчас он стоял сгорбившись, на трех лапах, приподняв четвертую — переднюю, — то ли готовясь ударить, то ли просто на всякий случай. Лапка была страшненькая — шестипалая, с тремя огромными кривыми когтями на внешних пальцах и утолщенными суставами пясти. Большой, указательный и «средний» (или как в этом случае говорить-то?) были почти человеческими — безволосыми, с плоскими толстыми ногтями. Зубы зверь не показывал. Было бы с кем побиться об заклад — Вита поставила бы на комплект всеядного, как у любого примата. Не мог этот котенок быть хищником. Она бы почувствовала, если бы её воспринимали как «еду». Малыш излучал растерянность, голод и жажду. Любопытство. Настороженность. Боль. Удержав рвущийся наружу глубокий вздох, Вита плеснула в ладонь воды и медленно протянула «чашечку» перед собой. Вода медленно сочилась меж пальцев, капая на землю. Звереныш жалобно пискнул и тоже протянул лапку чашечкой. Прежде, готовясь к защите, он поджимал три внутренних, «человеческих» пальца, а теперь поджал внешние, с когтями, чуть отведя их в сторону. Вита вылила воду на безволосую ладошку, и котенок, разбрасывая капли, поднес лапку ко рту и жадно облизал. И придвинулся ещё на полшага. Вита протянула ему флягу, осторожно наклонила, чтобы показать, как течет вода. Малыш понял. Он оказался сообразительнее, чем думала Вита: стал потихоньку лить воду на ладонь и быстро слизывать…
Он не знал, кто этот Большой-теплый, никогда таких не видел, только похожих, издали, когда все разломилось, но они не были теплыми. Этот был. К нему притягивало, даже издалека. И пить. Да, Большой-теплый не дразнился, он принес пить! Дал пить! Много! Резь в животе затихла. От неожиданности он чуть не уснул, но тут с новой силой накатила волна боли Второго, и он успел очнуться и удержать ту штуку, где пить. Напоил Второго — плохо, но напоил. Остаться рядом не смог — больно. Больно и холодно.
Когда нагруженный Ким выбрался к красным вешкам, перед ним предстала совершенно идиллическая картина: на его куртке, свернувшись двойным клубком, лежали Эвита Максимовна и когтистое чудовище, казавшееся теперь маленьким и нестрашным. Вита поглаживала круглую ушастую голову, а зверь… Ким не поверил своим ушам. Зверь мурлыкал.
Глава четвертая.
СТАРИК 20 августа 2014 года Санкт-Петербург, Россия
Шел незаметный дождь. Казалось, что стекла окна просто тают и каплями стекают вниз. Изнутри стекло запотевало от дыхания. По этой матовости кончиком мизинца Адам нарисовал автопортрет. Потом стер его рукавом. Шагов подошедшего врача он не услышал. Пол в коридорах был залит чем-то тускло-желтым, полупрозрачным, пружинистым. — Пойдемте, — сказал врач. Адам соскользнул с подоконника, поправил светло-зеленую накидку. От неё пахло поддельной химической карамелью. — Он в сознании? — спросил Адам. — Если это зачем-то называть сознанием… Врач был раздражен и очень недоволен. Адам не стал выяснять, чем именно. Навстречу им по коридору пробежала плачущая девушка в форме Космофлота. Адам посмотрел ей вслед. — Пять минут, не больше, — сказал врач, открывая застекленную дверь. — Вам ясно? — Не надо так со мной разговаривать, — сказал Адам. — Мне не меньше вашего жалко парня… — Он хотел добавить, что Александр Смолянин приходится ему кем-то вроде племянника, но вдруг передумал. — Просто кое-что я должен у него выяснить как можно быстрее. От этого зависят многие жизни. Может быть, и ваша. Или ваших детей. — У меня нет детей, — сказал врач и повернулся спиной. — Еще не хватало… Ладно, идите, — бросил он. — Но когда я скажу: все — вы встанете и уйдете. Адам промолчал. Койки в палате было две, но вторая пустовала. На двух подушках, безвольно завалясь набок, полусидел-полулежал истощенный и очень старый мальчик. Адам почувствовал, как внутри становится пусто и холодно и в этом холоде и пустоте дрожит натянутая мокрая жилка… Попискивал монитор — очень часто и не слишком ровно. Из двух капельниц что-то вливалось в вены мальчика: жидкость голубовато-прозрачная и жидкость белесая, опалесцирующая. Адам медленно подошел к кровати и сел на больничный клеенчатый стул. Стул ещё не остыл. — Здравствуй, Саня, — сказал Адам. — Лейтенант Смолянин. Глаза лежащего медленно повернулись в его сторону. Адаму показалось, что он слышит это движение: вязкое, производимое с усилием… так проворачивается древний застоявшийся механизм… — Поздравляю с наградами, лейтенант. Орден Святого Георгия-Победоносца от российского правительства и медаль Серебряный щит от ООН. Немного окрепнешь… Губы лежащего шевельнулись. Адам не столько услышал, сколько угадал: — …недостоин… потерял… Адам положил свою руку поверх его — сухой и холодной. — Не говори так. И не думай. Твой бой разобран детально. Все действия признаны верными… и героическими. Гардемарины твои тоже награждены… посмертно. Ты победитель, лейтенант. — …кого?.. — шелестящий шепот, очень далекий и слабый. — …парень и девочка… шлем снял… целые?.. — Да-да, — подхватил Адам. — Ты снимал шлем. Почему? Это был самый странный момент в сегодняшнем разборе боя — безусловно, успешного и героического… хотя успех скорее всего принадлежит в большей степени чуду, чем превосходству оружия или пилотов… а итог отягощен тем, что в трюмах крейсера томилось двести тридцать два (а если по правде — то двести тридцать четыре) человека, из них одиннадцать детей. Это пилот узнает рано или поздно… но не сейчас. И не завтра. Информацию о том, что пилот совершил перед боем одно странное, граничащее с нарушением полетного задания действие, предоставили марцалы. Они якобы считали её с остатков обгоревшей корабельной обшивки. Адам многое бы отдал за подобное умение. Но земная техника — а правильнее сказать, техника, производимая на Земле, — пока ничего такого делать не позволяла, а торсионные детекторы марцалы производили только у себя… или покупали где-нибудь на галактическом черном рынке, иногда с раздражением думал Адам; поведение союзников и покровителей не всегда было логичным, хотя неизменно доброжелательным. Как бы доброжелательным… С каких пор он перестал доверять марцалам? Нет, не то чтобы совсем перестал, но — усомнился? Вроде бы ничто не склоняло к этому. Однако же… Однако. А главное — не с кем поговорить об этом. И это тоже странность, не находящая объяснения. Почему он так истошно уверен, что его не просто не поймут, а даже не станут слушать? Ведь не пробовал ни разу… И никто не пробовал с ним заговорить об этом. Марцалы были вне обсуждений. То есть не совсем так… Он сам путался в своих сомнениях. — …посмотреть… — сказал Санька, улыбнулся и на миг стал мальчиком. — Смешно… без ничего… не поверил… Потом он откинулся на подушку, отвел глаза и снова стал стариком. Больным избитым стариком. Седой ежик, дряблые щеки, тусклые запавшие глаза под сухими тонкими веками, и даже синяки не набрякшие, а наоборот… — Ты снял шлем, чтобы увидеть что-то? А шлем мешал? — …ну да… Сзади на плечо Адама легла рука врача. — Пойдемте. Нельзя больше. Адам встал. Из палаты он выходил как-то боком… — А вы спорили, — сказал врач. Адам оглянулся на дверь. — Что дальше? — спросил он. — Пойдемте в кабинет, — сказал врач. — Там и поговорим. Вы курите? —Нет. — Не будете возражать?.. — Нет. В кабинете на стене висела картина: печальный Пьеро в позе тореро, готовится нанести удар. Трибуны орут. Быка не видно. — Хотите коньяку? — спросил врач, Адам покачал головой: — Мне отсюда к начальству… Кофею, случайно, нет? — Растворяшка — вон там, в шкафу, берите сами. Чайник… — Ага, все вижу… А какого-нибудь аспирина? — Голова? — Слабое место. Плохо переношу смену климата. — Откуда вы сейчас? — Из Бейрута. — Смотрю, загар не наш. — Ну, ещё бы… — Адам положил в белую со щербиной кружку три полные ложки кофейных гранул и пол-ложки сахара, плеснул немного кипятка, размешал. Поднялась светло-коричневая пена. Доктор достал из ящика стола сигареты и белый пластмассовый пузырек. — Вот аспирин, возьмите… — Спасибо. Так что вы мне скажете о перспективах парня? — Надо ждать кризиса. Еще два-три дня. Потом… что-то решится. Я надеюсь все-таки, что он выкарабкается. Не понимаю, как это могло получиться, но у него очень незначительные соматические повреждения. Корабль вдребезги, а пилот цел… Вы понимаете, что такое — соматические? — Телесные, — перевел А там. — Я встречал это слово в старинных книгах. —Что? — Не обращайте внимания, это я так… Значит, есть шансы, что он оправится? — Я не сказал: оправится. Я сказал: останется жив. Может быть, даже сможет работать. Частично восстановится интеллект… Впрочем, детали будут ясны ещё не скоро. Адам закусил губу. — Мне нужно как-то узнать, с чем они встретились там, наверху. Там было что-то новое, неизвестное. Что-то совсем новое… Доктор молча курил. — У него девяносто восемь процентов износа, — сказал он наконец. — Это условно, конечно, в цифрах такое не определить… Послушайте, — он в упор посмотрел на Адама, — как вы можете — детей, наших детей?.. — Вы же сказали, у вас нет… — Я не об этом!.. — Не знаю, — сказал Адам. — Иногда мне хочется застрелиться. — И тем не менее вы не стреляетесь, а продолжаете посылать их на смерть? Или вот на это… — Доктор мотнул головой. — Еще не известно, что лучше: сдохнуть сразу или… — Я бы предпочел сразу, — глухо сказал Адам. — Только я все равно не буду оправдываться, не ждите. — Да я и не жду… нужны мне ваши оправдания… — Доктор прикурил от окурка новую сигарету и затянулся изо всех сил. — Что, действительно нет другого способа?.. — спросил он через минуту и совсем другим голосом. Адам молча покачал головой. Повисла долгая тишина. — Проклятая жизнь… — выдохнул наконец доктор. — Почему я должен выживать такой ценой? Может, лучше — просто взять и лапки кверху?.. Ведь что мы знаем об этой Империи? — Достоверно — ничего, — сказал Адам. — За исключением того, что мы зачем-то им нужны. В не очень больших, но заметных количествах. Известно, например, что с Земли в две тысячи втором, за год до открытого вторжения, вывезли как минимум двадцать тысяч человек. Сейчас им удается похищать едва по пять—семь тысяч в год…
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.