Читать бесплатно книгу Дом доктора ди - Акройд Питер

Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 Далее

«Ваше величество, – произнес я, – на меня обрушилось тяжкое и внезапное горе. Позвольте же мне прочесть вам всю энциклопедию своих несчастий».
Она улыбнулась. «Все, что с охотою изойдет из твоих уст, будет с не меньшей охотой воспринято моим слухом». И я рассказал ей обо всех постигших меня бедах – о том, что я одинок и окружен врагами, что у меня не осталось ни доброй репутации, ни состояния. «Итак, – отвечала она, – ты желаешь славы и злата, а также почестей, каковые полагаются тебе за твои великие труды».
«Я прошу у вас лишь воздаяния по заслугам, ваша милость, – большего мне не надобно. Я не поведал и не изложил вашему величеству ничего сверх того, что выпало мне на долю благодаря жестокой судьбе; и поскольку жребий мой весьма печален, я взял на себя смелость лично умолять вас о заступничестве перед палачом и об избавлении от петли».
«А затем?»
«Надеюсь, что с вашего благосклонного соизволения мне возвратят отнятое у меня имущество и капиталы».
Она отвернулась и словно бы занялась чемто в углу залы; вскоре я уловил исходящий оттуда отвратительный смрад. «Мы с тобой проведем беседу по старинному обычаю, – сказала она. – Я буду спрашивать, а ты – отвечать, и слова наши повторит эхо в Храме Костей». Я не понял ее, но поклонился и шагнул ближе к высочайшему присутствию. Тут она чуть отодвинулась, и я пережил мгновенье глубокого ужаса. Перед ней лежал нагой труп с покрытой белым головою; грудь его была рассечена и отверста, и я видел внутри плоть и жир, мышцы и сухожилия, волокна и перепонки. Королева стояла, окунув руки в тело по запястья. «Я всегда пекусь об общем благополучии, – изрекла она. – Подойди же сюда. Силы не должны изменить тебе – таково наше желание». Я не мог ни ответить ей, ни двинуться с места. «Сейчас, – сказала она, – я распахну дверь в тайная тайных природы. Ибо разве мое царство и царство природы не суть одно и то же? Так гляди, какой властью обладаю я над всеми частями и наиважнейшими органами человеческого тела. Вот оно, мое истинное королевство».
Засим она как бы приподняла из разверстого тела косточку. «Видишь, доктор Ди? Кости во всем существе человека наиболее тверды и сухи, они ближе всего к праху земному. И в моей власти крушить и дробить их на колесе, точно так же, как я, сама того не замечая, попираю ногой земную персть. А теперь – видишь ты, сколь искусен и замысловат, словно узоры на моем платье, созданный природою каркас тела со всеми его хрящами и протянутыми везде связками и сочленениями? Подойди ближе, давай поиграем вместе». Тут ее величество от души рассмеялась и спросила меня, разве не весело мы коротаем время? В том же приятном расположении духа она задала мне следующий вопрос. «Как, потвоему, называется это?» – промолвила она, указывая на комок волокнистой плоти.
«Не могу знать».
«Это мышца. Видишь, сколько в ней мяса, дабы человек был крупен телом?» Тут она прикоснулась ко мне, оставив на моем рукаве кровь и слизь, и я согнулся в почтительном поклоне. «А вот и нервы – благодаря им она исполняет приказы, кои отдает ей владыкамозг. Все сие подобно государству: ведь его части тоже трудятся в общем согласии, питаемые кровью, которую шлет им их царственная глава». Она вновь обратилась к трупу и погрузила в него дымящиеся руки. «А как ты думаешь, Джон Ди, отчего она зовется мышцей? Это имя дано ей изза ее сходства с мышью. Видишь – у нее тоже крохотная головка, широкое брюшко и длинный, узкий хвост?»
«Она подобна и рыбе, ваше величество».
«Тогда мы наречем их нашими маленькими рыбками, плавающими в теле. Но как нам назвать само тело? Какое мы подыщем для него имя?» Тут она сдернула с мертвеца покрывало, и я в несказанном ужасе и смятении увидел свой собственный лик, хотя словно бы уже в преклонных годах. «Сей был негодной рыбешкой, – произнесла она, – порожденной самим Дьяволом. Ну что, доктор Ди, по душе ли тебе мой урок анатомии? Ибо здесь, своей властью, я развернула перед тобой всю историю человека. Одна Вера, один Повелитель, одно Солнце, один Феникс 79, один Разум, один Путь».
Я снова взглянул в свои мертвые, белее облака, черты и едва не потерял сознания. «Дивлюсь я, – молвила королева, – отчего ты так взволновался. Но я здесь не затем, чтобы бранить, а лишь для того, чтобы показать тебе суть моей власти и законы, коими управляется наш город. Разве ты не согласен, что эти мышцы и жилы очень тебе к лицу?» Тут она вскочила, и подпрыгнула, и хлопнула в ладоши. «Я славно потрудилась нынче, – воскликнула она, – ибо к тому был хороший повод. Теперь время трапезничать». Она взяла пару надушенных, расшитых золотом перчаток и надела их прямо на выпачканные моей кровью руки. «Мой добрый доктор, – сказала она, – я была ласкова к тебе, и моя благосклонность простирается столь далеко, что ты будешь допущен к моему столу».
В проходе показались трубачи и торжественным гласом своих инструментов возвестили о начале трапезы ее величества. Затем вошли многочисленные стражники – каждый из них нес в руке факел для освещения залы, – а также прислуга, усыпавшая пол соломой, дабы скрыть кровавые пятна. «Знаешь старинное реченье, – спросила королева, – бегут меня все жаждавшие встречи, что прокрались босыми в мой чертог?» Она вновь засмеялась, покуда слуги расставляли по столу чаши и золотые кубки, бокалы и хрустальные кувшины, отделанные серебром, а также блюда, судки и подносы, сверкающие в свете факелов. Но что было подано нам на обед, как не части моего собственного тела? Их вид ужаснул меня более мерзких жаб и визжащих мандрагоровых человечков 80. «Погляди, – сказала она, – все мышцы кончаются жилами, кои мы иногда называем связками. А вот и язык – не брезгуй, отведай».
Я не мог ни вымолвить слова, ни поднять глаз, ни шелохнуться. Ее уста широко разверзлись, словно угрожая поглотить меня, и тогда я с воплем выбежал из приемного чертога. Я поспешил во двор и самым кратким путем выскочил вон через ворота, обращенные к Уайтхоллъской пристани. Я думал только о том, как бы скорее очутиться подальше от сего гнездилища смрада и ужаса, сего второго Гадеса; однако мне страшно было опять повстречаться на реке с Хароном, и я направился по ближайшей улочке в сторону СкотлендЯрда и Чарингкросса. Оттуда до Кларкенуэлла был час ходьбы, и всю дорогу мне мерещилось, будто меня преследует нечто столь же мрачное, сколь и покинутые мной королевские покои. Оно упорно стремилось за мной по пятам, точно существо, гонимое тайным заклятием, но когда я в испуге оглядывался назад, я не видел ничего – ничего, кроме собственной тени, которая все вытягивалась и вытягивалась по мере моего приближения к дому.
Добравшись до своего жилища, я настойчиво забарабанил в двери, однако никто не отвечал мне. Тогда я посмотрел вокруг и заметил, что мой старый дом выглядит теперь совсем иначе – близ него возвышались громадные здания из камня и кирпича. Что же это за место, и мое, и не мое? Дверь распахнулась передо мною, и, войдя внутрь, я не увидел ничего привычного. Вот моя комната для общения с духами, но она пуста и чисто выметена. И что она делает здесь, у самой земли, ведь ей следует быть двумя этажами выше? Я спустился по лестнице в подвал: тут была моя лаборатория, но я отшатнулся, заметив на полу обнаженных мужчину и женщину. Он обернулся и крикнул мне: «Зачем ты звал меня?»
Я онемел от страха и снова поднялся в свою бывшую гадальню, а оттуда выглянул в сад: теперь там было лишь несколько облетевших и несколько вырванных с корнем дерев, меж которыми валялись каменные осколки. Эта картина будто зеркалом отразила то, что творилось у меня в душе, и, полный страданья и недоумения, я поднес руку к лицу. Где выход из лабиринта, куда я себя вверг? Все те, кого я знал, давнымдавно умерли, и впервые на глазах моих выступили слезы; они застили мне взор, и я словно сквозь тонкий платок увидел мелькнувшую передо мной смутную фигуру.
В тот же миг поблизости раздалось странное легкое постукиванье, и спустя краткое время в углу комнаты, рядом с большим оптическим прибором, появился отец. Он был наг, но как бы в путах дымчатого или пепельного оттенка, обвивавшихся вокруг его груди, и ноги его не достигали пола на несколько дюймов. Лик его был ликом давно умершего человека, и я выпрямился, охваченный сильным трепетом. «Червь уже вызрел, – промолвил дух, – скоро он подточит сердце лилии».
Голос его был глубок, ровен и звучен; но суть его речей ускользала от меня. «Что это значит, отец, или дух, или ангел?»
«Я думал, что тебе лишь то и ведомо». Затем он раздвинул воздух или разверз его перед собою, и там, в миниатюре, как бы в маленьком деревянном глобусе, я узрел себя, снова блуждающего по окутанному тьмой городу. «Это было видение мира без любви, Джон Ди, но того, который сотворил ты сам. Ты надеялся создать жизнь, а вместо этого создал только образы смерти. Поразмысли об этом и раскайся в срок. Теперь же прощай».
И мой отец пошел ко мне, вздыхая. Я отступил назад и хотел было отворить дальнюю дверь, чтобы бежать от него, но он опередил меня. Словно туман, он проник глубоко в мою плоть и кровь, а затем исчез.

6

Я решил просмотреть бумаги отца как можно более внимательно и терпеливо; после его смерти я лишь мельком взглянул на них, но теперь хотел разобраться во всем как следует. Теперь я знал, что он мне не «настоящий» отец; однако наша связь была еще теснее, ибо он сформировал меня путями, которые я едва начинал себе представлять. Узнав чтонибудь новое о его жизни, я наверняка узнал бы чтото и о своей. Среди прочего у меня были и документы, относящиеся к Кларкенуэлльскому дому; после похорон я сунул их в обыкновенный хозяйственный пакет, а затем бросил тут, в одной из пустых спален; теперь же я принес их в кухню и разложил на столе. Пачка счетов, в которых фигурировал «дом на Клоуклейн», была аккуратно перетянута голубой резинкой, и я быстро проглядел все, что там находилось. Единственным интересным для меня обстоятельством оказалось то, что отец приобрел этот дом у мистера Абрахама Кроули 27 сентября 1963 года – дата, вызвавшая у меня в мозгу целый рой мыслей, так как она всегда считалась моим днем рождения.
Некоторые бумаги относились к другой отцовской собственности; был здесь и коричневый конверт, раньше мною не замеченный. Отец написал на нем чтото печатными буквами – ДОКУМЕНТЫ ПО ТЕМЕ, – и, вынув эти «документы», я увидел, что он, как всегда педантичный, даже перенумеровал их. Бумага тут была разного качества, почерк везде тоже разный; на первом листке он был неровным и угловатым, типичным для семнадцатого века. Я с трудом разбирал слова и поднес листок к свету, льющемуся из кухонного окна.

Мы, верующие в откровение истинного Бога и в возрождение Духа среди людей, призываем и умоляем жителей Лондона ожидать предвещенного мора и пламени 81. Но изгоните от себя всякий страх и трепет, ибо все вы суть боги и в последний день предстанете друг перед другом в своем божественном облике. Тогда не будет ни мужчин, ни женщин, ни богатых, ни бедных, но все сердца воспылают в радости.
Внизу значилось: «Сходка Лондонцев в Кларкенуэлле, август 1662 г.». Это было достаточно любопытно, но на следующей странице оказался более пространный текст, написанный другой рукой:

Мы никогда не разделяли римских суеверий о существовании призраков, называемых ангеламихранителями, но с той поры, как нужда и хвори вынудили нас уединиться в сем старинном доме, с нами произошло нечто весьма поразительное и опровергающее наши прежние воззрения. Както летним вечером мой несчастный больной брат лежал у окна, что выходит на реку и поля; в целом свете остались лишь мы одни, и он был как моим неизменным товарищем, так и моей неизменной заботой. «Взгляни, – сказал он. – Взгляни на эту стену. Видишь на ней человеческие черты?» Я ответил ему, что дом был выстроен более двух столетий тому назад и пятна на камне появились просто от сырости. Он словно бы удовлетворился этим и, снова опустившись на ложе, промолчал до конца вечера; но пульс его был очень частым, и я опасался возвращения горячки и бреда. Поэтому я провел рядом с ним всю ночь, держа наготове чашу с ароматической жидкостью, дабы освежать ему лицо. Потом, в предрассветный час, чтото вдруг пошевелилось там, где он лежал; я счел замеченное игрою теней уходящей ночи и мерцающей свечи, но когда оно обрело форму, я понял, что это пришелец из мира духов: фигурой и обликом он не отличался от брата, но был гораздо светлее и поднялся из него, как легкий туман над водопадом. Когда сей призрак выпрямился во весь рост, я увидел, что он на один или два фута выше своего смертного тела. Весь его силуэт серебрился по краям, а руками он как бы стряхивал с себя остатки плоти. Затем он подарил меня улыбкой и низким поклоном, после чего обернулся и указал на брата. Это был мой собственный брат, глядящий на себя самого, и на мгновение я ощутил, как меня объемлет некий свет. Потом призрак смежил глаза и снова улегся в спящее тело. Тут брат проснулся, и я понял, что хворь отпустила его: на нем не было пота, а кровь в жилах стучала ровно, как барабан. Сердце мое было так переполнено, что я тотчас же поведал ему все об этом чудесном пришествии, и мы оба преклонили колени в молитве. Как это возможно, чтобы милость Божья снизошла на двух смиренных обитателей ветхого дома в Кларкенуэлле?
Прежде мы состояли в небольшой конгрегации Божьих Братьев, и местом наших сборов была верхняя комната трактира «Компас» в Крипплгейте. Там мы постигали отдельные важные истины – например, что мужчины и женщины в равной мере причастны божественному огню, что город, где мы обитаем, есть лишь прогнившая видимость, что после того, как распахнутся врата вечности, все мертвые воспрянут. Тогда сильные мира сего падут и их королевства рассыплются в прах, а людей духа осенит слава. Теперь же эти истины, провозвестникам коих мы с братом благодарно внимали в Крипплгейте, получили в наших глазах незыблемое подтверждение: мы сами видели духовное существо, осиянное светом, и поняли, что даже бедные и сирые, наподобие нас, могут удостоиться благодати. Хвала Господу! Писано сего дня, 12 января 1762 года, в Клокхаусе, Кларкенуэлл.